СЕРГЕЙ КАЛИНИН

«БАСНЯ ПРО ПЧЕЛ» (Басня)



Пчелиный рой, в мороз, зимой

Устроил педсовет.

И речь Пчела произнесла,

Укутавшись в свой плед.

- Мой юный друг, - сказала вдруг,

Нахмурив грозно бровь.

Ты не работаешь - филонишь,

Ты пьёшь чужую кровь.

Пусть вся семья, а также я,

Решит, что делать с ним?

Тебя оставим у себя,

А может, исключим?

- Жесток сей мир, я - не вампир!

Послушайте меня.

Не так я плох, и видит Бог,

Мы все - одна семья!

- Раз так хорош - живи, где хошь,

Нам трутни не нужны.

Жалеть тебя не буду я,

Работать все должны!

Ты это знай и улетай,

Пора и меру знать.

Питайся там, где хочешь сам,

Не будем мы мешать…

И вот один, совсем один,

Живёт несчастный Пчёл.

Стал нелюдим, простолюдин,

И счастья не нашел.

Отсюда извлечем мораль -

Трудись, и будь любим.

Таких, как он, нам просто жаль,

Не будь-ка ты таким!

В библиотеке есть другая "Басня про пчел" и мораль там другая, что если все вдруг станут правильными, то "Прогресс остановится". К сожалению, и в жизни чаще наблюдается, что лучше живут не те кто работает.
Надо бы Yahen_a послушать по этому поводу. Он от этой стихотворной басни камня на камне не оставит

А мне понравилась и мораль в том числе:притомилась я уже,от человеков любящих холяву.Позабыв о воспитанности теперь посылаю их открытым текстом на....И жить стало легче,не обьясняя а почему не могу сделать то что им хочиться.Просто на...

моль - может это просто возрастное чуство,когда период аптимистического альтруизма прошол?Мы с тобой одногодки , я за собой тоже самое замечаю.Такое ощущение что всему миру не угодишь.А когда задаёшь направление халявшику да на три буквы, это ж как хороший мёд на душу и пофиг понял он или нет.

Басня - это басня; в ней мораль есть. А вот натуралистические заметки....
Без веры нет меда…
Едва медведь просунул нос меж досок забора, окружавшего приглянувшуюся ему пасеку, и стал изучать обстановку, как вдруг, смердя дымом, протарахтело нечто, и из него объявился человек в длинном, с широкими рукавами, черном одеянии и в такой же черной шапке. Хранитель пасеки, которого медведь знал давно, почему-то лизнул у черного переднюю лапу, и они, усевшись за столиком под развесистой, медоточивой липой, долго говорили о чем-то, то и дело подливая друг другу из большой бутыли. Медведь жадно тянул носом воздух и ловил каждое слово, стремясь понять происходившее по ту сторону забора. Наконец, "черный", как его назвал про себя медведь, пошел к своему четырехлапому зверю, неся перед собой тяжелую бадейку, и удалился так же, как и появился.
Прождав некоторое время после того, как и белый скрылся в своей берлоге, и пасека наполнилась руладами храпа, медведь умыкнул-таки давно присмотренную им здоровенную колоду…
Заяц увидел медведя и юзом проехался метра два, растопырив от удивления передние лапы. Медведь сидел на берегу реки, блаженно раскинув короткие мохнатые лапы, и ласкал чурбан. Приблизившись к медведю на почтительное расстояние, заяц окончательно растаял: колода с медом без всяких признаков пчел благоухала в медвежьих объятьях.
- Вкусно? – очень вежливо, с тайной надеждой сглотнул слюну косой.
Медведь взглянул на него не обещающим ничего хорошего, как, впрочем, и ничего плохого, взглядом.
- Попробуй сам, - вальяжно разрешил разомлевший медведь после некоторой паузы.
- Бо-о-язно, - трепетно взалкал длинноухий.
- Ерунда, - подобревший медведь облизал лапу.
- Тебе-то «ерунда», ты залезешь в воду и хоть бы что, а я не могу в воду: мне все едино, что от пчел погибнуть, что в реке утонуть.
- Ну что же, - сказал медведь, - кто, брат, взыскует, тот и обрящет. А кстати, - после некоторого раздумья продолжил косолапый, - на том свете тоже мед есть, и даже еще слаще.
- Да?! – изумился заяц, не веря своим никогда не подводившим его ушам.
- Точно! Там, брат, все есть! Там мед слаще потому, что мед есть, а пчелиности нет. Там один только мед.
- А как же без пчел-то?– не мог понять заяц. - Кто же там тот мед собирает? – недоумевал он.
- Все по милости божьей, брат мой, все по милости.
Заяц уже готов был плениться, но трепет страха все еще никак не превращался в благоговейный трепет. От безысходности его вдруг бросило в схоластику:
- А пчелиность там без меда есть?
- Там, брат мой, все есть, - обнадежил зайца медведь.
- Как же так? А вдруг я попаду не к меду, а к пчелам?! – ужаснулся бедолага.
Медведь отставил пустую колоду в сторону, облокотился на нее, как на трибуну:
- Должен тебе сказать, брат, что все зависит только от твоей веры. Слово это, хоть и хлипкое, но то, что за ним стоит – монументально. Нет силы сильнее веры. Все в ней! Вот люди, - тут медведь трижды сплюнул через левое плечо, - говорят, что даже какой-то там их апостол, идя по морю, аки по суху, потерял, было, веру - и камнем пошел на дно. Едва успели схватить его за уши. Тем и спасли. Однако веру надо выращивать и копить. Она должна быть только одна, и в ней, единственной, будет накапливаться вся твоя сила. И тогда ты будешь попадать туда, куда захочешь – к меду, или к пчелиности. Истинно говорят: воздастся каждому по вере его. То есть, юный брат мой, безусловно только одно – и мед, и пчелиность – все внутри тебя. Все, что вокруг и вне тебя, - оно и внутри тебя. Прежде всего, внутри.
И медведь довольный погладил сытое брюхо.
Заяц устыдился своему неверию и наивности, несколько раз повращал глазами в разные стороны, стремясь проникнуться медведевым поучением и найти в себе хоть кроху этой самой веры, и не найдя, обреченно прошептал:
- Мне бы лучше морковку…
Медведь долго взирал на то место, где только что сидел заяц. Заяц исчез, словно вознесся…

"История рассказана начальником Главного таможенного управления на коллегии МВД Украины.
Таможня при выезде в Поляндию из Украины. Подруливает газелька с брезентовым тентом на кузове. В кабине водила и сопровождающий, а под тентом 5 бидонов, доверху наполненных свежеоткачанным медом. Таможенники обрадовались, оживились и предъявив всякие бумажки по поводу пошлины на вывоз меда за пределы Украины стали многозначительно-опросительно-выжидательно смотреть в глаза сопровождающему. Сопровождающий не моргнув глазом заявляет, что это ИХ мед, он его собирается загнать друзьям-перекупщикам в поляндии и, если господа-таможенники будут так любезны и поскорее их пропустят, то на обратном пути он де обещает их поблагодарить бутылкой польской водяры. Обиженные таким выдающимся непониманием проблем честных сотрудников украинской таможни, те заявляют, что без уплаты полной пошлины (30% от рыночной стоимости груза в поляндии, около $200) они груз не пропустят. На это сопровождающий говорит, что и бутылку он тогда тоже не поставит. В ответ раздается дружный смех таможенников и пограничников. А потом начинается подлинный цирк.
Газель съезжает с трассы на травку, сопровождающий звонит куда-то по мобильнику, они с водилой открывают тент и крышки бидонов и садятся курить. Через полчаса с польской стороны подъезжает крытый грузовичок и деловитые поляки выгружают на травку... 5 пчелиных ульев и открывают летки. Дальше Вы наверное догадыветесь. За неполных 2 часа 5 роев пчел безпошлинно с наглым и безпардонным жужжанием, под матюки пограничников и скрежет зубов таможенников о железо пограничного шлагбаума перекачивают под чистую все содержимое 5-ти бидонов к себе в улики. Украинцы закрывают тент и с гордым видом уезжают в поляндию без капли меда."

Это не басня. Такой способ контрабанды мёда давно использовался в Альпах.

Ованес Туманян
КАПЛЯ МЕДА

Один купец в селе своем
Торговлю всяким вел добром.
Однажды из соседних сел
К нему с собакою пришел
Пастух — саженный молодец.
«Здорово, — говорит, — купец!

Есть мед — продай,
А нет — прощай».

«Есть-есть, голубчик-пастушок!
Горшок с тобой? Давай горшок!
Мед — вот он: что укажешь сам,
Отвешу мигом и продам».

Все по-хорошему идет,
За словом слово — тот же мед.
Отвешен мед, но как алмаз
На землю капля пролилась.
Жзз... муха. Сладкий чуя мед,
Жужжит, звенят и к капле льнет,
Хозяйский кот бочком-бочком.
За мухой крадется. Потом
В один прыжок
На муху — скок!

И в тот же миг пастуший пес
Ощерился, наморщил нос.
Рванулся, взвыл
Что было сил,
Кота подмял,
За горло взял.
Сдавил, куснул —
И отшвырнул.

«Загрыз! Загрыз! Ах, котик мой!
Ах, чтоб те сдохнуть, пес чумной!»
Разгневался купец — и вот,
Чем попадя собаку бьет.
Визжит собака — и рядком
С несчастным падает котом.

«Пропал мой лев, пропал, конец!
Кормилец, друг мой!.. Ну, купец,
Мерзавец, вор, такой-сякой!..
Да провались домишко твой!..
Ты смел собаку бить мою ,—
Отведай же, как сам я бью!»
Взревел пастух наш, над купцом

Дубину тяжкую с кремнем
Занес, — и вмиг хозяин злой
Упал с пробитой головой.

«Убили!.. Кто там?.. Караул!..»
По всем кварталам шум и гул,
Народ стекается, кричит:
«На помощь! Караул! Убит!

С нагорных улиц, из низов,
С дороги, с пастбищ, от станков,
Крича, кляня,
Вопя,стеня,
Отец и мать,
Сестра и зять,
Жена и брат,
И кум, и сват,
И все дядья,
И все друзья,
И с тещей тесть,
И как еще их там — бог весть —
Бегут, бегут, бегут, бегут
И чем попало бьют и бьют:
«Ах, окаянный! Ах, пострел!
Да как ты мог? Да как ты смел?
Да с чем ты шел: товар купить,
Иль даром душу загубить?»

И рядом с псом своим в углу
Пастух простерся на полу.
«Ну, постояли за купца.
Бери, кто хочет, мертвеца!»
И вскоре в ближнее село
Известье скорбное пришло.
«Эй, кто там есть?
Возможно ль снесть?
Ведь это наш пастух убит!..»

Порой шалун разворошит
Гнездо осиное и прочь
Уйдет. Не то же ли точь-в-точь
Наделала и муха та?
Смятенье, шум и суета...
Что подвернулось — второпях
Хватают. Кто с ружьем в руках,
Кто с вилами, а кто с ножом,
С лопатой, с палкой, с топором,
Кто с заступом, кто вертел взял,
Тот шапку в спешке потерял,
Тот вскинул на лошадь седло —
И все на вражее село.
«Что за бессовестный народ!
Ни страха, ни стыд их не берет,
К ним за товаром забредешь —
Накинутся — и в спину нож.
Тьфу, пропасть! Провалиться б вам,
Убийцам лютым, дикарям!
Пойдем, побьем,
Сожжем, сотрем!
Эй, ну-ка, не плошай, вперед!»
И вышел на народ народ.
И каждый бил, и бил, и бил,
Рубил, и резал, и громил.
И всяк, чем больше порубил,
Тем больше в ярость приходил.
Соседа бил сосед.
Соседа жег сосед.
И кто где жил —
Простыл и след.
Но вот беда: меж этих сел
Рубеж, деливший земли, шел,
И подать каждое село
Владыке своему несло.

Заслышавши про тот разбой,
Немедля царь страны одной
Указ громовый издает:
«Да знает верный наш народ,
Отчизны общей каждый сын,
Рабочий, воин, дворянин,
И наш совет,
И целый свет,
Что дерзкий, вероломный враг,
Забывши честь и божий страх,
Нас подлой лестью усыпил,
В цветущий наш предел вступил
И граждан мирную семью
Предал железу и огню.
Кровь жертв из бедного села
К стопам престола притекла,
И сколь ни горько это нам —
Мы отдали приказ войскам
В пределы вражие вступить
И за невинных отомстить.
А чтобы дерзких побороть,
Нам в помощь — пушки и господь».

Но царь враждебный в свой черед
Войскам такой приказ дает:
«Пред господом и всей землей
Мы возвещаем: хитрый, злой
Сосед попрал небес закон
И между братских двух племен
Посеял злобу и раздор.
Он дружбы древний договор
Нарушил первый. Ныне, встав
За нашу честь, за добрый нрав,
За кровь погубленных людей,
За вольность родины своей.
Мы властью нам присущих прав,
На помощь господа призвав,
Подъемлем меч победный свой
И гнев над вражеской главой».

И злая началась война.
В огне пылает вся страна,
Шум, грохот, кровь, и крик, и стон,’
И плач, и скорбь со всех сторон,
И в дуновении ветров
Струится запах мертвецов.
И так идет
За годом год:
Станки молчат,
Посев не сжат,
Все ширится войны костер,
За голодом приходит мор.
Людей нещадно косит он,
И вот весь край опустошен.
И в ужасе среди могил
Живой живого вопросил:
«С чего ж, откуда и когда
Такая грянула беда?»

Пер. С. Маршак